История, которая случилась однажды, часто становится архетипической и внедряется в подсознание. Откуда и влияет на то, что происходит в сознании. Многие врачи очень злятся, когда неврачи считают, что медики обязаны помогать в любое время дня и ночи. И не только «по медицинской части», но и вообще.
В первой половине 19 века у Москвы был свой «святой доктор». Причем к середине 21 века, может быть, он пройдёт процедуру беатификации и станет настоящим католическим святым.
Фёдор Петрович Гааз (Фридрих Йозеф Лаврентиус Хааз) был немцем, родился в 1780 году в католической семье аптекаря, семья занималась медициной, дед был врачом. Окончил католическую школу, обучался в Йенском университете, где изучал медицину. И хорошо изучал, степень доктора была присуждена ему заочно. Специализировался в офтальмологии. Он вылечил от слепоты князя Репина, попал в Москву и впоследствии стал инициатором создания первой глазной клиники. Но и не только. Хороший врач не всегда рвач. Гааз, попав в Московию, стал сразу очень богатым, потому что лечил высший свет. У него были белые рысаки, заводик, домик в центре. Все признаки состоявшейся жизни. Он был не только врачом, но и ученым-исследователем. Закончил жизнь он в полной нищете, единственное развлечение у него был телескоп, с помощью которого он наблюдал за звёздами.
В 1809 году он перенёс болезнь с длительной лихорадкой и поехал в путешествие. Так раньше преодолевали постковидные симптомы. И поехал он на Кавказ, где первым изучил все воды - сернистые, кислые и прочие. Заодно составил список найденных целебных растений и полностью излечился. После путешествия он изложил свои наблюдения в «Замечаниях о Кавказских Минеральных Водах» (1810), написанных специально для министра внутренних дел, а затем — в трактате «Моё путешествие на Александровские воды», после чего и началось использование целебных источников и строительство курортов. За это он лично от царя получил бриллиантовый перстень.
Казалось бы, что сейчас должно быть постоянное паломничество «на воды», которые Гааз считал самыми лучшими в мире. Но нет, сейчас про них забыли совсем, ищут баночку на айхерб. Он принял участие в войне 1812 года, перенаправлял на лечение в горячие источники пострадавших солдат, после войны окончательно выучил русский язык и осел в России. Он ещё не святой, просто успешный богатый человек, обласканный высшим светом. Гааз разработал свою теорию, объяснявшую целебное воздействие минеральных вод, использовал для этого соединительнотканное представление об интерстициальной жидкости. Он считал, что все органы и более мелкие элементы организма «омываются соками», в которых имеются те же элементы, что и в минеральных водах. Соединительнотканная лужица тела, погружаясь в тепло восстанавливает свою свободу движения.
В 1825 году князь Голицын поручил Гаазу решить проблему с эпидемией тифа в губернской тюрьме (сейчас Бутырка). Гааз обустроил временный изолятор, благодаря чему удалось сдержать развитие эпидемии. Но он увидел российские тюрьмы и тут начался «святой период». Фёдор Гааз учился философии у Фридрих Шиллера. Помимо католических воззрений он усвоил ещё традиции «добра и свободы». В 1826 году Гааз как специалист по глазным болезням внёс значительный вклад в борьбу с эпидемией трахомы. Начало распространения болезни среди европейских народов относится к периоду наполеоновских войн. Войска, вернувшиеся из египетского похода, занесли трахому в Европу. Трахома (возбудитель хломидия) была ликвидирована лишь к середине 20 века, сейчас про неё особо и не знают. Избавились от неё с помощью гигиены (без прививок), почему и не трубят об этом везде и всюду.
В 1830 году, во время вспышки азиатской холеры, губернатор Москвы организовал Медицинский совет, в который вошёл Гааз. Доктор начал руководить холерным лазаретом. Тогда были ещё времена, когда во время эпидемий народ старались успокоить и не нервировать. Народ тогда был не просто нервный, он быстро за вилы хватался и поднимал на них врачей и урядников. Понять про невидимых глазу возбудителей простому мужику было сложно, поэтому они часто считали, что болезнь разносят врачи. Где они появляются, там и болезнь сразу. Несмотря на то, что на докторе Гааз была куча судебных дел за то время, пока он порядки в медицинском ведомстве наводил (уже святой), ему и только ему доверяли утешать людей, испугавшихся холеры.
«В 1848 году, когда свирепствовавшая в Москве холера наводило ужас не только на население, но и на врачей и считалась заразительною даже от простого прикосновения, Гааз старался словом и делом рассеять этот страх. Фёдор Петрович, проходя по одной из палат больницы, подошёл к больному, стонавшему на кровати, и сказал: — ‚,А вот и первый холерный больной у нас!" И тут же нагнулся к нему и поцеловал его. Чтобы доказать незаразительность холерных больных, старик несколько раз садился в ванну, из которой только что вынут был холерный, и просиживал в ней некоторое время. Слухи об этом распространялись по Москве и производили успокоительное действо. Зная это, в разгар холеры власти обратились к нему с просьбою — при постоянных разъездах по Москве останавливаться в местах стечения народа и успокаивать его».
Вот приблизительно как—то так выглядят эпидемии: люди боятся, а власти принимают меры и успокаивают. Сейчас мы наблюдаем что-то явно противоположное. Власти раздувают панику вместе с врачами. Всю оставшуюся жизнь Фёдор Петрович потратил на улучшение жизни заключённых. Об этом можно прочитать у Кони и в книге Л. Копелева «Святой доктор Федор Петрович Гааз». Он потратил на благотворительность все своё состояние, лебезил, унижался, бился за каждого встреченного им узника. После изучения дел арестантов московских тюрем Гааз решил, что за многими преступлениями видна болезнь, а не просто злой умысел. Он считал, что болезни воздействуют на человека «так, что он становится послушным орудием в руках злодеев». Из этого следовало, что исправление преступников возможно лишь при их излечении. Можно утверждать, что Гааз опередил своё время.
Ф. П. Гааз считал, что женщины должны «содействовать не только поддержанию доброго общественного порядка, но и перерождению его, когда это перерождение становится необходимым». Он первым стал принимать женщин на работу в больницы. Именно в Полицейской больнице с 1845 года появились и начали обучаться первые русские медсёстры. Его посмертная книга получила название «Призыв к женщинам». Именно в ней он оставил своё известное завещание: «Торопитесь делать добро». Гааз также указывал на важность конституции больного: «При медицинских наблюдениях всегда присутствует нечто бесконечно изменяемое, не подлежащее подсчёту и определению, но требующее хотя бы приблизительной оценки талантом врача — это конституция организма». Он считал, что все процессы в организме зависят от его конституции, и некоторые болезни для их излечения требуют не просто учёта, но и изменения конституции больного.
Гааз отмечал, что фармакологические средства часто не уничтожают причину заболевания, требуется, чтобы организм сам боролся с болезнью, и возможность мобилизации внутренних резервов зависит от конституции. Таким образом, роль врача заключается в направлении возможностей организма на выздоровление с учётом регулирования работы внутренних органов, помощь в самоизлечении, если таковое возможно. ...всякий раз, осматривая больного и давая заключение о недуге, врач должен суметь выделить в диагнозе и назначить нечто особенное. Даже используя одни и те же лекарства, каждую болезнь нужно лечить по—своему, ибо применяется либо иной способ, либо медикамент сочетается с другими средствами, придающими ему иной характер. Один очевидец рассказывает следующий эпизод столкновения Гааза с председателем комитета, митрополитом Филаретом, из—за арестантов. Филарету надоели постоянные ходатайства Гааза за «невинно-осуждённых арестантов». «Вы все говорите, Фёдор Петрович, о невинно- осуждённых‚.. Таких нет. Если человек подвергнут каре, —значит ‚ есть за ним вина».
Вспыльчивый Гааз вскочил с места и вскричал: «Да вы о Христе позабыли, владыко!". Филарет, обладавший глубоким умом, замолчал и, после нескольких минут томительной тишины, сказал: «Нет, Фёдор Петрович! Когда я произнес мои поспешные слова, не я о Христе позабыл, а Христос меня позабыл», благословил всех и вышел». Филарет же разрешил после смерти Гааза молиться о католике. В 2019 году утверждён текст «Молитвы по заступничеству Слуги Божия Фёдора Гааза». Джермано Марани, постулатор по делу о беатификации Гааза, считает, что есть вероятность признания чудесами некоторых исцелений доктора. По его словам (март 2020), известно несколько историй, связанных с его заступничеством, которые могут рассматриваться именно так. Лев Толстой, признавал Малеванцев и прочих вегетарианцев. Но не признавал Фёдора Гааза.
«Затем я рассказал ему, что в Москве был на Хитровом рынке и видел, чем питаются босяки — форменной отравой: тухлыми яйцами, разлагающимися селедочными головками, гнилыми яблоками и вареным мясом, в котором кишат белые черви. Я выразил мысль, что хорошо бы написать статью, в которой убедить общество, что допускать публичную продажу такой мерзости, по меньшей мере, бессердечно. Ответ Льва Николаевича меня удивил. — Туда их привело не одно горе, а, в большинстве случаев, еще и пьянство и разврат. Нельзя же развратничать и за это потом жить спокойно и хорошо. Если бы кто-нибудь заболел дурной болезнью и затем, благодаря деньгам, скоро выздоровел, это было бы несправедливо... Не признаю я и так называемых домов трудолюбия: это не помощь, а суррогат помощи. По-моему, такие филантропы, как, например, доктор Гааз, о котором писал Кони, не принесли пользы человечеству. " Лазаревский Б.А. В Ясной Поляне // Л. Н. Толстой в воспоминаниях современников: В 2 т. Сейчас появилось много филантропов, по- толстовски редеющих о счастье человечества, про Ф.П. Гааза совсем стали забывать.
#болезнь #благотворительность #святойдоктор #врач #сострадание #горячиеисточники #эпидемия
