Главный вопрос в комментариях под предыдущем постом - а стоит ли доверять бабушкам. Они такие же продукты телевизора, как и все остальные. Посыл поста был в том, что надо готовиться к тому, чтобы самим стать мудрыми бабушками.
Антрополог Маргарет Мид создала простое представление о развитии культурных традиций. Она выделила всего три типа. Постфигуративная, где младшее поколение перенимает опыт у старших. Кофигуративная, в которой дети и взрослые учатся не только у старших, но и у сверстников. И префигуративная, в которой не только дети учатся у родителей, но и родителям приходится учиться у своих детей.
Все почему-то стали уверены, что сейчас именно такая. Молодые быстрее осваивают Интернет и новые профессии. А старики вообще уже ни на что не годны. На дворе культ молодости и связанный с ней дикий страх старения. Чем выше страх, тем больше кортизола. Чем больше кортизола, тем выше риск патологического ожирения. Сначала надо создать страх и боль, а потом продавать оземпик, БАД и диеты.
Еще недавно было время технических революций, люди боялись электричества, но теперь ноют, если его на час отключили. Сейчас боятся конденсационных следов, микроволновок и 5g (хотя вроде с этим поспокойнее стало). Фантики меняются быстро, человек меняется медленно.
Вот описание постфигуративной культуры.
«Прошлое взрослых оказывается будущим каждого нового поколения; прожитое ими – это схема будущего для их детей».
Повторяющийся из поколения в поколение круговорот одних и тех же жизненных процессов и дел создает ощущение вневременности. Вся система постфигуративной культуры существует всегда «здесь и сейчас». Лишь небольшая часть норм культуры осознается. Неосознанность, автоматичность, отсутствие сомнений – ключевые условия, обеспечивающие долговременное стабильное существование постфигуративной культуры. Люди управляются образцами и Голосами. Необходимость в сознании отсутствует. Но появляется ли она в условиях меняющегося общества? Люди учатся жить друг у друга, перенимая найденные сверстниками пути к успеху и избегая сделанных ими ошибок.
Те, чей опыт оказывается наиболее удачным, становятся образцами для других представителей своего поколения. Но люди просто повторяют слова и действия. Кандидоз от сладкого. Микроволновки убивают радиацией. Солнце канцероген. Достаточно повторить и появляется иллюзия знания и уверенности в правильности пути к спасению. Можно добавлять в нарратив утверждений. Растительные масла полезны, животные жиры вредны. Или наоборот, растительные масла вредны, животные жиры полезны. Нет необходимости вникать в физиологию. Конфликт поколений строился даже на маслах. Авторитетные эксперты уверяли прогрессивных молодых людей, что бабушки хотят их отравить, потому что вырастет холестерин от сливочного масла и яиц и все умрут от болезней сердца.
И какой это прогресс? Люди просто слушали новый голос телевизора.
Появление интернета якобы подстегнуло развитие префигуративной культуры.
«В Индии, Пакистане или в новых государствах Африки дети также становятся экспертами по вопросам нового образа жизни, и родители теряют свое право на оценку и руководство их поведением». Префигуративная культура – это культура еще более интенсивных и быстрых трансформаций, чем кофигуративная. «Дети стоят сегодня перед лицом будущего, которое настолько неизвестно, что им нельзя управлять так, как мы это пытаемся делать сегодня, осуществляя изменения в одном поколении с помощью кофигурации в рамках устойчивой, контролируемой старшими культуры, несущей в себе много постфигуративных элементов».
«Решающее значение в ней приобретет духовный потенциал молодого поколения, у которого образуется общность опыта, которого не было и не будет у старших».
Маргарет Мид называли «прижизненным классиком», внесшим выдающийся вклад в понимание человеческой культуры и проблем социализации.
«В транспорте кто самый злой, вредный и ворчливый? А кто создает нездоровую обстановку в поликлинике рано утром? Кто костерит молодежь на чем свет стоит? Лично я за советом не к маме и даме в возрасте иду, а к молодым.
У них мозг посвежее, нетривиальный подход к проблеме, ну и общаться приятнее. Все то, что было актуально в их времена, уже устарело очень мощно в наши дни. Мир стремительно меняется».
Меняется. Только быстрее всего меняются моральные нормы. Переизбыток и крайность онлайн-контента приводят к тому, что эволюционные моральные установки людей постоянно чрезмерно активизируются. Это, в свою очередь, увеличивает производство и распространение пугающего контента в сети, еще больше подпитывая морально насыщенную среду. Людей делают виноватыми и в том, что они не соответствуют критериям «красоты», и в том, что они не сочувствуют очередным жертвами трагедий. Люди выживали всегда в небольших общинах, где сочувствие и наказание за нарушение было нормировано. И лишних сил на это люди не затрачивали. Естественно испытывать сострадание и сочувствие к жертвам.
Сочувствие побуждает к действию: общины, члены которых могут сочувствовать и сострадать другим, с большей вероятностью будут заботиться друг о друге и об уязвимом потомстве, увеличивая шансы на выживание.
Люди более склонны сопереживать членам своей группы по сравнению с членами чужой группы и менее склонны испытывать сопереживание к более отдаленным социальным связям. И это правильно - сострадание эмоционально затратно. Сопереживание является дорогостоящим когнитивным ресурсом, и люди хотят приберечь его для тех, кто сможет помочь им позже, например, для членов своей группы. Но телевизор и интернет бесконечно бомбардируют людей требованиями помочь ребенку или жертвам терактов или аварий.
Людей подвергают требованиям сверхнормальных уровней сочувствия и сопереживания. Ты спас бабушку? Ты помог голодающим детям Африки?
Когда люди перегружены просьбами о сочувствии, им легче обвинять жертву, чем проявлять сочувствие. «Мы вас туда не посылали, часто слышали «афганцы»». «И нечего в такое время ходить по концертным залам».
Исследования также подтверждают то, что люди с меньшей вероятностью будут испытывать сострадание и с большей вероятностью будут возлагать вину на жертв, когда сталкиваются со сверхнормальными количествами страданий, которые типичны для онлайн-взаимодействия.
Люди реагируют с большей эмпатией на одну жертву, чем на группу жертв. Они становятся бесчувственными к чрезмерным страданиям и не масштабируют свою эмпатию линейно с числом жертв. Когда жертв много, а не несколько, люди мотивированы отстраниться от конфликта и не действовать. Человек просто не мыслит в таком масштабе помощи. Когда люди неоднократно подвергаются воздействию одной и той же информации о моральном проступке, они позже сообщают, что этот проступок кажется им менее неэтичным, чем новый проступок. Так происходит привыкание к ужасам. Экономика внимания, на которой построен Интернет, структурирована для формирования сверхнормальных стимулов.
Онлайн-среда принадлежит и регулируется рядом технологических компаний, чья основная прибыль поступает от рекламы. Ее не «продвинутые дети» создают, а продавцы реальных продуктов от детского питания до вакцин. Реклама требует, чтобы люди взаимодействовали на определенной платформе, и технологические компании должны конкурировать за внимание пользователей. Учитывая, что моральный контент часто получает преимущественное внимание (он эволюционно важен для выживания человека), для компаний логично извлекать выгоду и продвигать моральный контент. Включая и «давайте поможем мальчику, страдающему от редкой неизлечимой болезни». Или сирийским беженцам. Это последний пост о том, как деградирует общество, считая, что развивается.
